Непобедимая и легендарная23 февраля. Международный мужской день. День Армии. Я специально не пишу, какой – этот день отмечают во всём бывшем СССР. Фразу «стойко переносить все тяготы и лишения воинской службы» я помню с детства. И, как офицерская дочь, по поводу тягот и лишений я, естественно, сразу обратилась к маме. Мама тактично сообщила, что присягу с такими словами она не принимала, и по этому вопросу лучше обратиться к папе. Папа долго отнекивался, но суворовские принципы «быстрота и натиск» сделали своё дело, и папа сдался на милость победительницы.
− Рассказывайте, товарищ майор! Объясни мне, почему ты, уже отслужив срочную службу в десантных войсках, решил остаться в армии навсегда. И почему не в десанте?
− А в то время быть офицером было очень престижно, не то, что сейчас. Насчёт десанта… Парашют, конечно, штука очень надёжная, но не всегда. И я решил остаться на твёрдой земле.
Высшее автомобильное училище
И попал я в СВАКУ. Самаркандское Высшее Автомобильное Командное Училище. Учёба там была очень напряжённой. Ни минуты мы не тратили на посторонние занятия – всё время было посвящено получению знаний, необходимых для будущего офицера: за каждым взводом закрепляли территорию для уборки. А самое интересное происходило, когда был день курсантской получки. Все весело шли на территорию, предвкушая «десятку». По тем временам это были немалые деньги. Кидали пару шлангов на клумбы в разные стороны – заливать траву. Половина взвода шла в близлежащий колхоз «Москва» попить вина, настоянного на курином помёте, к узбеку «дяде Васе». Замкомвзвода и командир отделения шли туда же.
Мы – поцивилизованнее – шли в город. Покупали в магазине портвейн или вермут. Под покровом ночи возвращались на территорию училища, как диверсанты, минуя вечернюю поверку в роте. А утром приходил ротный: «Территорию залили отменно. Там, где лежали шланги, что-то есть. Остальное всё на солнце выгорело». Потом мы по выходным перекладывали дёрн, чтоб восстановить. Так проходили наши выходные дни – субботники и воскресники.
Строили автопарк. Стены возводили на «ура!». Методом «воскресника». От каждой роты или батальона выставляется рабочая команда и весело, под музыку, как в фильмах 30-х годов. За два-три часа до обеда кладётся стенка. Команде-победительнице вручали торт. Остальные оставались ни с чем. А строили мы быстро и дёшево – за один торт! Умело начальство организовать работу.
Стройки, ясное дело, шли за счёт сокращения семестров. На две, три недели, а то и месяц. За счёт курсантов строилось военное училище.
Не обходилось и без уборки урожаев − посылали нас в «сад Шредера» собирать яблоки, груши, сливы. Но особенно мы любили чинить крыши. Немножко поремонтируем, а потом загораем до обеда или ужина. При этом экзамены и зачёты у нас принимались без учёта времени, потраченного на подметание территории и покраску заборов. Преподаватели на уступки не шли ни в какую.
На практическое вождение отправляли тех, кто меньше водил. У кого были навыки, те практически за руль не садились – вот так я получал вторые права, но категорию «Д» не дали открыть. А после окончания училища был у нас «золотой караул». Мы службу несли, будучи почти лейтенантами, и назначали нас в рабочие команды. В училище привозили кирпич, а разгружали его мы «очень качественно», разбивая при этом. Преподаватели кафедры − майоры, подполковники говорят: «Вот вы разбиваете кирпич», а я про себя думаю: «Всё равно узбекам останется». Так и получилось после развала Союза. Отстроили мы это училище, и для кого?
Тяготы и лишения
После окончания курсантской службы я попал служить в Запорожье. Там тоже скучно не было. Солдату, например, прикажешь конденсат выпустить из тормозного баллона. Вот он открутит, а закрутить забудет. А наутро неожиданно почему-то происходит тревога, и этот МАЗ вылетает из парка, а другой МАЗ в парк в это же время влетает. Тормозить нечем! Ворота вовнутрь открываются, а он их наружу открыл и чуть не въехал в стену.
Призвали молодёжь. Нашли солдата с прекрасной армянской фамилией Месокян. У него были все корочки, какие только надо! Чтоб попасть в автороту, он прикрылся корочкой крановщика. Посадили его на кран на строительстве бокса подавать кирпич. От практического навыка «умелого» крановщика кран перевернулся. И таких событий было много.
А в славном Кривом Роге в зенитно-ракетной части (которой сейчас уже нет) был просто уникальный солдат. Его определили на КрАЗ-вездеход. Ехали из технического дивизиона к нам в управление, и на железнодорожном переезде он не вписался, не разошёлся со столбиком, или со встречной машиной не разъехался, и вышиб КрАЗу передний мост. Колесо отвалилось и укатилось в кювет. Это первый подвиг легендарного солдата.
Второй подвиг. Вернулся он в строй, закрепили за ним другой КрАЗ. Командир взвода даёт команду заменить смазку в раздаточной коробке КрАЗа. Солдат ничего лучше не придумал – после обеда слил смазку, а взамен ничего не залил – или не получилось, или забыл. Взводный ушёл домой, а наутро заиграла тревога. Как обычно, неожиданно. Все по местам и поехали в первый дивизион на передислокацию. В самый неподходящий момент этот КрАЗ отказал – раздаточная коробка заклинила, потому что смазки не оказалось.
Третий подвиг того же солдата, но уже в другом дивизионе. Стартовая площадка, с которой запускают ракеты, весит 13-14 тонн, КрАЗ вполовину легче. Солдат притянул эту «пушку» на ремонт в управление и стал устанавливать вместе с КрАЗом под уклон. В результате «пушка» перевесила КрАЗ и потихоньку с горки стала съезжать. Солдат ничего лучше не придумал, как ухватиться в бампер и пытался удержать эту махину. Держал, сколько мог. Я только успел крикнуть: «Отбегай!» В этот момент КрАЗ вместе с пусковой установкой набрал хорошую скорость и ударился в соседний бокс части. Разбил всю облицовку, смял бампер…
Потом всё восстанавливали.
Четвертый подвиг. Уже под дембель этому солдату поставили задачу – поменять аккумулятор. Ну, это не проблема. И заодно меняли авторезину – семь скатов. Их надо было перебортировать. Это очень трудоёмкая работа. Была осень, конец октября, холодно. Предприимчивый солдат организовал себе маленькую походную кухню. На керосинку поставил миску, чтоб сварить картошку. Чтоб доблестные отцы-командиры не заметили его действий, подрывающих авторитет армии, солдат спрятал своё изобретение в кабину КрАЗа и заботливо прикрыл какой-то спецовкой. Стал он бортированный скат одевать на средний мост, КрАЗ сам по себе наклонился – или мост провис, или домкрат не выдержал. Керосинка – «шмелёк» – в кабине перевернулась. Керосин разлился, миска с картошкой перевернулась, а солдат ничего не видит, бортирует дальше. Кабина деревянная, всё загорелось, и кто-то увидел, что дым идёт. Закончилось всё хорошо – выгорела вся кабина, всё оборудование, остались только железяки обгоревшие.
Четыре случая таких были у солдата, а сколько таких солдат было в армии… Служили в Монголии, условия дичайшие. Твёрдое топливо – уголь, дрова и жидкое – солярка, бензин – всё это завозили на точки, радиостанции, которые оповещают о воздушных целях. Каждая точка отдельно стояла, радиус 110-300 км. Если колонна идёт, то машина могла потеряться в снежных заносах. Летом температура +52°С, а зимой -40°С. По плану было семь точек и на каждую надо было завезти. Вся техника была уже выработанная. Вот едет бригада, везет всё это, а вдоль дороги стоят всегда тушканчики и приветствуют. Из норок повыскакивают, лапки на груди сложат и смотрят на нас. На точках жизнь тяжёлая была – не обогреться. С местными общались, но неофициально. Мой сосед-старлей менял хромовые сапоги армейские на кожаные вещи, куртки. На водку и хромовые сапоги меняли всё, что хочешь
У монголов местная водка называется «архи», градусов под 40, разведённый спирт. Один чудик-лейтенант варил себе бражку-самогонку в стиральной машинке по субботам. Как заканчивается рабочий день, он быстренько за 3 часа заворачивал себе на выходные бражку. В горячую воду кидал дрожжи, сухофрукты из солдатской столовой для компота. Готовой продукции у него хватало до понедельника. Угощал он кого надо и не надо, но я пренебрегал этим. Пробовал «архи», когда привезут из Союза немного водки и всё.
Потом начальство поменялось, и монголов-фарцовщиков начали вылавливать. Наша комендатура задержала одного монгола, но не обыскала его. У него был спрятан нож, и он прирезал начальника патруля. После этого случая «дружба» закончилась.
Здесь уже, «на вильной Украине», танк сгорел на моём дежурстве. Вечером заступал солдат − старший механик, зашёл он в бокс перед учением забрать инструмент, чтоб ехать на полигон на следующий день, и кинул окурок выше танка. Попал в открытый люк танка. Загорелось сидение. В результате этого выгорела вся башня и всё оборудование. Приехала тушить пожарная команда пеной. Невредимым остался только отсек механика-водителя и аккумулятор. Противоатомная оболочка – смола − тоже выгорела. На капремонт отправили этот танк и восстановили потом.
Я, как дежурный по парку, командир танковой роты и зам командира роты по технической части на троих оплатили танк. Тогда карбованцы были – по миллиону где-то вышло. Квитанции до сих пор храню.
А солдат остался не при чём. Мне в то время нельзя сказать было правду, за бесконтрольность могли привлечь. Версию придумали вышестоящие начальники, что произошло самовозгорание электропроводки. И мы её и придерживались.
− А что для тебя значит 23 февраля? Ведь сейчас в Украине День армии отмечают 6 декабря.
− 23 февраля… В первую очередь – это моя юность. А 6 декабря… Помню, как нас собрали и сказали, что мы должны принять присягу на верность Украине. В противном случае давалось всего три дня, чтобы покинуть пределы Украины. Приняли. Уже потом начались задержки зарплаты и прочие прелести, но это уже другая история.
портал Первый Междугородный Журнал «Триумф» |